По следам мечты [СИ] - Вадим Степанов

чье предназначение — насос, гоняющей горячую кровь по венам. Странное было чувство, но приятное. Никому я так не доверял, и в этом было какое-то волшебство. Магическим образом я потерял способность бояться, и вместе с тем, приобрел ощущение всемогущества. Словно я даже умею летать. Может быть, как раз из-за этой мысли в первую очередь, я перестал выходить на крышу. Впрочем, еще и потому, что звезды мне были уже не нужны, все самое красивое ютилось под крышей.

— Почему так плохо видно текст? — раздраженно бросила Саша, не отрываясь от текста.

— Мне его распечатывали на матричном принтере.

Да, целая история была с этой распечаткой. Оказалось, что в моем районе совершенно негде было этого сделать. Пришлось обежать кучу разных околопечатных контор, чтобы в конечном итоге выйти на какую-то замшелую копировальню, где единственным работающим принтером был старый матричный «эриксон». К концу своих поисков я вообще стал сомневаться, что мне все это нужно. Никто уже не работает с бумагой, все заменили файлы. Но то ли я старой школы, то ли просто люблю весь этот антураж. Рукопись не может быть электронной, хватит с нее и того, что она распечатка. К тому же, так приятнее читать, править текст, и делиться с неблагодарными своим великим творением. И потом, всегда же есть возможность, что мир поглотить цифровая саранча, уничтожающая всю информацию на всех носителях. А вот рукопись, тем более распечатанную на матричным принтере, она не тронет — побрезгует. Естественно, существует и еще одна возможность наследить в вечности — опубликоваться. Но мне, как и большинству начинающих авторов, это кажется даже большей фантастикой, чем цифровая саранча.

И без перехода.

Она сидела в изголовье постели, прислонившись к стене, и читала меня — мой роман. Третий день, я задавал себе один и тот же вопрос: как получилось, что в ту ночь звезды сыграли за мою команду. Нет-нет, я все знаю, случай, судьба, предопределенность, Бог. И все же, так совпало, когда я почувствовал себя совершено одиноким — вдруг появилась она. Саша мне все объяснила и все рассказала, уже потом, когда мы раздетые встречали рассвет, когда сквозь жаркие объятья и поцелуи мы вернулись в реальность. Она начала говорить, больше того, что говорила раньше, эмоциональнее, чем всегда. А я слушал, переживал, поддакивал, но в какой-то момент, признаюсь честно, понял, что остаюсь совершенно глухим к ее трагедии. Сложно сопереживать чужой драме, когда ты счастлив. Я помню хорошо этот момент, уже было сказано много — достаточно, и мы молча курили у открытого окна, вдыхая вместе с едким дымом прохладу утра. Это был пьянящий воздушный коктейль, который мы пили на барной стойке старого подоконника, озаренного отблесками глупой вывески «шанс», мигающей на той стороне улицы.

В ту ночь она не задержалась у Сокола в гостях. Когда я ушел, а ее прынц раздухарился окончательно, найдя благодарные уши человека с нетвердой политической позицией, Саша решила, что ей незачем оставаться на этом празднике жизни и решила покинуть его по-английски. Денис, очевидно, заметил пропажу не сразу, что послужило дополнительным поводом для Саши задуматься об их отношениях. Она дождалась жениха дома и высказала ему все, что думает про их совместную будущую жизнь, выражая явное сомнение в ее успешности. Жениху бы спокойно выслушать и утром загладить свою оплошность, но вместо этого он устроил Саше сцену ревности, припоминая ей не только меня, но и Сокола. Пожалуй, последнее и стало той каплей, что переполнило ее чашу терпения. Наверно, она бы с пониманием отнеслась к обвинению в общении со мной, но Сокола она ему простить не смогла. Похоже, этим он воскресил какие-то старые обиды, и обычная буря превратилась во всеразрушающий шторм. Было много слез, много сказанных лишних слов, а в конце — хлопнувшая громко дверь и обещание Дениса больше никогда не возвращаться. Дальше террор продолжила мама. Не успели стихнуть шаги бывшего жениха в подъезде, как она уже начала отчитывать дочь.

— Такое чувство, что она просто не понимает, — жаловалась мне Саша. — Ей все равно, что чувствую я. Только одно и повторяет: «он порядочный, обеспеченный, надежный». Знала бы, какой он порядочный. Хотя, нет, вру. Теперь он действительно до тошноты порядочный. Такой весь правильный стал, аж тошнит. Всюду сеет порядок и справедливость. Нахватался по верхам, а мнит теперь из себя, чуть ли не гуру. Все про все понимает, все знает. И главное, ладно бы за себя, он и за меня теперь все решает: как правильно делать, как не правильно.

— Но твоя мать не может не знать, что вы расстались не просто так.

— Так она меня обвинила в тот раз. Потом еще долго мозг выносила, чтобы я вернулась обратно. А там некуда было возвращаться, да и не хотелось. Но разве ей объяснишь? Когда Денис сам уже созрел, он как раз через нее обратно и вернулся.

— Как это — через нее?

— Когда он захотел вернуться, я его отшила. Тогда Денис начал названивать ей. Они словно старые приятели каждый вечер по телефону болтали. Потом он стал приезжать подарки ей дарить, цветы. Она уже тогда вокруг меня круги нарезала. А когда он себе новую машину взял, так вообще решила измором взять. Понеслись все эти страшные: «ты мне не дочь», «загубишь свое счастье», «будешь как я всю жизнь в однушке маяться».

— И ты сдалась?

— Я уступила. Период такой был — ничего не получалось. А тут еще и дома стало невыносимо находиться. В общем, мне было все равно. А когда с Денисом встретилась, то вдруг нахлынули воспоминания. Знаешь, он раньше был ведь совсем другим. Ну и понеслось заново. Нет, я, конечно, видела, что он изменился, стал жестче, непримиримее. Но со мной он себя вел безупречно. Но сейчас что-то перекрыло, щелкнуло. Что я делаю с этим человеком? Он же совсем меня не понимает. И не поймет никогда уже точно.

Не выдержав давления, она прибежала ко мне. Я был ей нужен. Она была нужна мне.

Следующие несколько дней пролетели как в сказке. Мы убегали из дома чтобы гулять по ночам, мы спали до полудня, чтобы следующий день начать счастливыми. Мы много говорили, о разном. Кажется, я никогда и ни с кем столько не разговаривал о мире. Мы спорили о творчестве и жизни, узнавая что-то новое и вспоминая старое. Нас наполняло ощущение свободы и блаженства. Мы знали друг друга всегда, и было нелепо думать иначе. Мы забыли про Сокола, который лишь раз появился